Штейнерт вывел детей во двор подальше от довольно узких дорожек и велел остановиться.
Тут трава росла коротенькой и низенькой. Дальше на лугу, заканчивающимся крутым оврагом-воронкой, трава росла уже чуть ли не по пояс, но там первокурсникам было нечего делать. Разве что прятаться, а прятаться от Рихарда Штейнерта было делом неблагодарным.
- Сейчас мы будем отдыхать после уроков,- объяснил он детям, которые вопросительно глядели на него, но вопросов не задавали.
Наставник подошёл к видавшему виды сараю. Ничто и никого маленький Рихард не обожал так в первом классе, как этот сарай.
Он провёл палочкой вдоль двери сарая, и она приоткрылась ровно настолько, чтобы можно было левитировать желтоватый костяной ларчик. В нём оказались двадцать косточек-бабок и две косточки побольше и потяжелее - битки.
- Сегодня поиграем в огнебабки,- Штейнерт обвёл взглядом воспитанников.- Кто уже умеет играть? Ставьте забор.
Сам он всего лишь добавил перед забором гуська.

Вальтер стоял на мягкой, ещё по-летнему зелёной травке и, щурясь от солнца, наблюдал за действиями ребят. Он не понял ничего, из того, что говорил наставник, и было заволновался, растерянно поглядывая на остальных, но увидев, что только некоторые подошли к герру Штейнерту, немного успокоился и с любопытством разглядывал блестящие косточки. Вальтерхен поглядел на мальчишку, с которым стоял в паре, но, видимо, проще было посмотреть, как играют другие, чем объясниться с помощью дикой смеси жестов и отдельных слов, которые он выучили сегодня на уроке.

Фамилия Штефана стояла в самом хвосте списка первоклассников, поэтому его Посвящение завершилось совсем недавно. Надутый, заплаканный, он не хотел и видеть эту школу, и наставника с дурацким именем, и толпу незнакомых больших мальчиков и девочек.
В столовой Штефан едва поболтал ложкой в тарелке, вяло попил воды — после плача хотелось пить — и теперь, еле волоча ноги, брёл в веренице одноклассников, временами вытирая нос рукавом.
На костяной ларчик Штефан смотрел горестно и без энтузиазма. Дома, когда со всех сторон света съезжались многочисленные Соломанары и от многодневного застолья земля с небом сходились, Штефану приходилось весело играть с братьями и сёстрами, двоюродными, троюродными и так далее — и в огнебабки, и в салки на детских мётлах... Но здесь не было других Соломонаров, здесь был взрослый наставник, совершенно незнакомые дети, да ещё и большие на них пялились.
Штефан ужасно растерялся, когда наставник Штейнерт протянул биту именно ему. Мальчик недоверчиво посмотрел на биту, осторожно взял, снова вытер нос рукавом. Ему внезапно показалось, что все на него смотрят и думают, что он промахнётся. Мальчик потоптался у линии выжженной травы (бедная травка, подумал он...), сглотнул. Дети, что вызвались строить фигуры, теперь смотрели на него от забора. Штефан внезапно рассердился, покраснел и бросил биту изо всех сил, очень слабо целясь. И попал в девочку, стоящую с краю забора.

Штефан сам немножко испугался, когда увидел, что попал в незнакомую девчонку, да ещё у всех на глазах! - но уже в следующий миг наставник пребольно хлопнул его по руке. Мальчик прижал к себе руку и исподлобья уставился на Штейнерта. Штефан совсем не привык, чтобы его хлопали по рукам и обзывали бестолочью. Было очень обидно — он же не специально попал в эту дуру! И, хотя идти в конец строя его вполне устраивало, Штефан понял, что это ещё и унизительно.Мальчик только обдумывал всё это, когда его окатило ледяной водой. Штефан вскрикнул от неожиданности, отшатнулся от наставника и, сгоняя воду с себя ладонями, размазывая по лицу воду и слёзы, побрёл вконец строя, ожесточённо пиная редкие камешки, попадавшиеся на пути, и стараясь не глядеть ни на кого.

Штейнерт смерил взглядом русскую девчонку, которая посмела вмешаться, и довольно сильно шлёпнул её по губам тыльной стороной ладони.
- Мои слова не обсуждаются, а выполняются,- Он посмотрел на сидящую в траве девчонку и повысил голос.- Встать! Прекрати реветь и возьми биту.
Он обернулся к Алёнке и без лишних слов указал на самый конец очереди.

Алёнушка не успела даже как следует отшатнуться от карающей руки. На глаза тут же навернулись слёзы, а наставник уже обратился к рёве. Алёнушка быстро заморгала, высунула язык изо всех сил и показала спинет господина Штейнерта, сморщив к тому же личико самым устрашающим образом. После многих лет изведения старшего брата реакция у Алёнушки была очень развита, так что когда Штейнерт обернулся, девочка уже спрятала язык и таращилась на него круглыми голубыми глазами.
Кое-кто из первоклашек тихонько захихикал — и над Штейнертом, и над наказанной Алёнкой, а девочка деловито прошествовала в конец очереди. Было немножко обидно, что играть теперь придётся самой последней, но не так чтобы очень сильно. По дороге Алёнушка улыбнулась Вальтеру, с которым они успели познакомиться в трапезной.

Вальтерхен очень-очень внимательно следил за игрой и понял, что нужно кидать косточкой по другим косточкам, чтобы они плюнули огнём. Но когда герр Штейнерт протянул ему биту, мальчик понял, что совсем не представляет, как её кидать, чтобы попасть по выстроенным в два ряда косточкам. Он неловко кинул биту, но она пролетела между двух косточек, чуть задев одну перед ними. Вальтер растерянно взглянул на наставника, но герр Штейнерт лишь кивнул ему и указал на конец шеренги. Кальтенбах со всех ног бросился в указанном наставником направлении и скоро оказался почти рядом с русским мальчишкой, с которым был раньше в паре.

Игра шла, как обычно идёт игра у первоклассников - дети топтались, мешались друг другу и раз за разом промазывали. Даже те, кто был знаком с правилами игры, особенно не отличались от тех, кто сегодня впервые взял в руки биту - площадка для игры в огнебабки была в Дурмстранге гораздо больше обычной, и детям требовалось время, чтобы приспособиться. Поэтому Штейнерт ограничился только наблюдением за порядком в строю.
Насмешливое замечание Гржимайло больно резануло по уязвлённому самолюбию. Этот польский выскочка, который и будучи школьником, отличался тем, что лез, куда не надо, сумел пробиться на должность, к которой Рихарду было не приблизиться за всю свою жизнь, и, видимо, решил теперь вмешиваться во всё, что его не касалось, уже на законном основании.
"Он действительно думает, что научит детей играть лучше, чем это сделаю я?"
Без особого удовольствия Штейнерт протянул биту бывшему однокласснику.
- Выдалась свободная минутка, Марек Войцехович?- не без яда поинтересовался он, кидая красноречивый взгляд на теплицы, откуда уже раздавался невыносимый галдёж старшеклассников.

“Преимущество приобретения покровителей в Министерстве Магии,»- кисло подумал Рихард и, не удержавшись, проводил глазами биту. Гржимайло нисколько не потерял спортивной формы — словно только и знал, что целыми безнощными летними днями в огнебабки играть.
От теплиц донёсся чей-то душераздирающий вопль, почти тут же заглушённый взрывом хохота. При мысли о том, что так может закричать кто-то из его первоклассников в случае его, Штейнерта, ошибки, немец сначала призвал на помощь всё своё самообладание и лишь тогда флегматично вытер белоснежным накрахмаленным платком холодный пот со лба.
- Всё запомнил, Соломонар?- сухо поинтересовался наставник у румынского мальчишки, которого Гржимайло вертел, как тряпичную куклу.- Господин помощник директора не любит повторять свои объяснения тем, кто... ловит ворон. Не так ли, Марек Войцехович?
Прошлогодняя история с племянником Гржимайло, Матеушем Матусевичем, который додумался сжульничать на экзамене, трансфигурировав двух пойманных серых ворон в кулешат, которых следовало принести в жертву в ходе сложнейшего ритуала преломления человека, до сих пор обсуждалась не только среди воспитателей, но и учителей. Штейнерт скептически посмотрел на худенького первоклассника-румына, оставленного Гржимайло с битой в руке.