Годы, прошедшие со школы, годы упорной работы над своей судьбой спрессовались, исчезли, не значили больше ничего, как будто это опять были коридоры школы или недоступная факультетская гостиная, которую надо пройти поскорее. Элисса упала, не сразу сообразив, что падает на диван, а не на пол, и сразу инстинктивно попыталась натянуть юбку на вытянутую ногу – незагорелая, в куцем белом носочке, она чуть ли не светилась в полумраке во всю длину. Если со Скитером маггловская одежда лишь слегка смущала Элиссу, то рядом с Трэверсом девушка ощутила себя голой и униженной ещё до того, как тот вербализовал мысль.

- Я только что из Министерства, Трэверс, - с упором на «Министерстве» огрызнулась Элисса; от смятения голос прозвучал холоднее и злее, чем она хотела бы. Площадную брань оставалось лишь игнорировать, раз за разом примером пытаясь заставить разговаривать с собой по-человечески, и уж точно не стоило провоцировать – поэтому Элисса заставила себя замолчать. Она попыталась одновременно сесть и дотянуться до сумочки, упавшей у ног бывшего префекта – именно там лежала её волшебная палочка. Не для того, чтобы напасть на чистокровного, разумеется, - лишь, чтобы ощущать себя менее голой. Пружина упёрлась в ушибленное бедро.

– Я не совсем понимаю, что, собственно… - теперь её голос звучал глуховато от того, что она начала наклоняться, но в нём отчётливо различались натренированные в Министерстве любезно-отстранённые интонации; но тут Элисса заметила инфери. Она не сразу поняла, что это, но ужас сковал кровь мгновенно, как будто её тело догадалось о присутствии ходячих трупов раньше, чем рассудок. Девушка застыла, боясь пошевелиться, в ужасе следя глазами за существами. Бежать. Отсюда надо немедленно бежать… аппарировать…

Однако прежде, чем Элисса решилась шевельнуться, она ощутила прикосновение инфериуса – и пронзительно закричала, бросилась не разбирая дороги прочь от дивана, от мертвеца.

Хватка Трэверса помогла Элиссе справится с паникой, остудила голову. Хотя девушка чувствовала присутствие нежити даже сейчас, лицом к чистокровному, - отчётливо шевелились волосы на голове и подламывались колени – она снова могла оценивать ситуацию. Лгунья? Почему лгунья, о чём он? – напряжённо подумала она, глядя перед собой, в богатую ткань летней мантии чистокровного. Она так остро чувствовала собственную хрупкость по сравнению с Трэверсом, узость плеч, девичью тонкость рук, а за спиной слепо шаркали по полу мёртвые ноги, раздавались скребущие звуки… это же тёмная магия, самая настоящая… откуда он…

«Комнаты в «Котле»! – эти слова прозвучали как набат для Элиссы, разом разогнав тьму неизвестности. Так вот почему это, здесь… и почему он так… Её замутило от наглых прикосновений, Элисса инстинктивно попыталась одёрнуть топ вниз, с силой отбросить руки мужчины, отстраниться:

- Трэверс, прекратите! – придушенно вскрикнула девушка. Она понимала, что так ничего не добьётся, но ей не хватало времени осознать ситуацию, попытаться повернуть её в свою пользу, и тут…

- Скитер? – удивлённо переспросила Элисса, лихорадочно соображая, что присутствие Роба делает встречу однозначно бунтарской. Серьёзность намерений Трэверса не оставляла у неё сомнений; надо было срочно как-то рассеять подозрения в политической направленности встречи. Элисса громко ахнула и прижала руку ко рту, отбросив попытки сопротивления, и закусила костяшки пальцев. Рука заметно тряслась. – Вы хотите сказать… О Мерлин!! Не хотите же вы сказать, что Скитер там был?! Со своим фотоаппаратом?! О Мерлин!!

Распластанная, как мелкий зверёк под колесом телеги, Элисса исступлённо забилась, пытаясь выскользнуть, вывернуться из-под чужого тела, втолкнуть в стиснутую грудную клетку побольше воздуха. От запаха чужого, нежеланного человека неприятно кружилась голова.

- А ты перестал бояться грязи, Трэверс, - яростно прошипела девушка в лицо однокашнику. Побледневшее лицо её оказалось зажато между вздёрнутых, выломленных рук, так что ей не удалось отпрянуть даже в сторону, и на губе выступили болезненные кровавые точки от чужих зубов. – Печальная перемена.

И укусила, куда могла дотянуться – за щёку, уже колкую к вечеру, одновременно пытаясь ударить ногой побольнее и змеёй выскользнуть из-под тяжёлог

Десна вспыхнула огнём, рот наполнился солёной кровью, и затихшая Элисса, давясь ею и брызнувшими из глаз слезами, вдруг поняла, чем пахло в этом разваливающееся домишке: здесь пахло кровью. Уэст-Уикомб, подумала она.
Она прикрыла глаза, чтобы не видеть Трэверса, чтобы хоть чуть убаюкать боль, и отрывисто, болезненно дышала; лицо в аккуратной рамке тёмных волос побледнело ещё больше. Даже если бы Элисса хотела что-то сказать сейчас, ей было бы трудно заставить себя пытаться артикулировать, слишком больно это было бы. Да и слышала она Трэверса как сквозь вату: привычка к детским сглазам не сделала её менее чувствительной.
Вывернуться и аппарировать, вывернуться и аппарировать, отчаянно крутилось в голове; мозг столько раз проворачивал последовательность действий в случае, если ей удастся вырваться из рук Трэверса, что Элисса ощущала себя как в бреду. Почему, почему она не аппарировала раньше?!
А ведь Роб был прав. Видимо, это действительно провокация, а не желание поскорее списать преступление на кого попало, отстранённо подумалось где-то глубоко, глубже паники. Я скажу ему, если выберусь… Если выберусь, я… Я их…
«Подержите-ка её»?!
Элисса распахнула глаза и тут же ощутила ледяные пальцы на запястьях и лодыжках; тусклые, неморгающие глаза нежити были прямо над ней, а на её одежде Элисса теперь могла разглядеть тёмные пятна. Ужас и омерзение – гораздо более глубинные, утробные ужас и омерзение, нежели перед бывшим префектом, затопили Элиссу.
- Убери их! – неразборчиво, коверкая звуки из-за выбитых зубов завопила она, тщетно пытаясь вырваться из ледяных пальцев инфери.

- Да ни о чём!! – со слезами вскрикнула Элисса. Крови на губах стало больше. Костлявые пальцы инфери распнули девушку так, что исступлённые попытки вырваться были слабо заметны.– Убери их, ну пожалуйста!! Твен жаловался на мётлы, с которыми надули авроров, Скитер бузил, как всегда, ты же его знаешь, а я вообще опоздала! Трэверс, ну убери их, пожалуйста, отпусти меня!
Ужас перед нежитью парализовал её мысли, почти полностью перекрывая её реакцию на непосредственные действия Трэверса, но Элисса всё же старалась сказать так, чтобы как можно меньше спровоцировать его.

Угроза заставила Элиссу потерять голову от ужаса. Она уже давно осознала, как малы её шансы как свидетеля; как бы мало ни значило слово грязнокровки для правосудия, тёмная магия есть тёмная магия. Но инфери!.. Костлявые мёртвые пальцы вдавливались в руки и ноги, и Элисса уже будто чувствовала, как они впиваются глубже, разрывая и разламывая её тело. Паника от прикосновений Трэверса была сейчас такой крошечной, незначительной перед этим смертельным ужасом.

- Нет, нет, пожалуйста!!! – девушка зашлась в крике, конвульсивно выгибаясь дугой, насколько позволяло тело мужчины. В комнате стало темнее, и Элисса отчётливо видела лишь общие контуры да блеск глаз; тьма начала смыкаться над её лицом, и даже перекошенный, полуразвалившийся диван, кажется, тоже вступил в дело перекашивания и ломания её тела. - Я никогда никому не скажу, клянусь тебе!! Трэверс, нет, пожалуйста, умоляю тебя!!! Убери их, я всё сделаю, только убери их!!! Мама, мамочка…

От резкого движения боль в том месте, где были выбиты зубы, снова взорвалась во рту, голова Элиссы запрокинулась, и, замерев от боли и страха, девушка подумала, что инфериус сейчас мог бы вырвать ей горло.

- Ра… рабочие места… для магглорождённых... что их не хватает… Чтобы Крауч поспособствовал… - неразборчиво забормотала она со слезами. А я не верила… не верила, что может быть так. Благородные маги, имя волшебника… Если я скажу про Визенгамот, про то, что Крауч пообещал провести грязнокровку в Визенгамот, он убьёт меня, Трэверс просто убьёт меня сразу, за то, что посмела даже думать…

- Маггл… маггловедение в Хогвартсе... на современном уровне, а не как в прошлом веке…

Голова Элиссы по-прежнему была запрокинута, и узкое, напряжённое горло беззащитно белело в полутьме. Хотя Трэверс больше не давил на неё всем телом, Элисса всё так же была распята руками и ннфери, и по-прежнему её преследовал ужас, что она вот-вот задохнётся, захлебнётся в слезах и крови, что они разломают её даже без приказа, просто потому, что они – ходячие мертвецы, они не думают, просто держат…

Внутренней поверхностью бёдер она ощущала ткань мантии; из-за переплетения ног, как бы Трэверс не старался, он просто не мог до конца раздеть её.

- Трэверс, пожалуйста, я… Я ничего не могу так сделать… - прошептала Элисса.

Голова девушки с глухим стуком ударилась о деревянный подлокотник. Боль оглушила Элиссу, на несколько секунд она перестала слышать, видеть и думать; но сознание вернулось почти сразу, непрошенное, нежеланное.

- Ничего… - с трудом выговорила она, непроизвольно морщась; голова разламывалась от боли. – Ничего больше, клянусь… Это и так… гораздо больше, чем можно ожидать… Не надо больше, пожалуйста… Мне очень больно, не надо…

По вискам опять поползли слёзы, затерялись с волосах. Помимо ужаса, Элисса испытывала горькую обиду на то, что, возможно, умирать придётся так унизительно и жалко. Родители, скорее всего, так никогда и не узнают наверняка, что она умерла в этот день, и хватятся не раньше, чем через пару недель, когда не получат очередного письма от неё.

Заторможенность после удара затылком сослужило Элиссе добрую службу: она не рванулась инстинктивно, только ощутив близость Трэверса, напряглась только через несколько ударов сердца.

- Всё, что ты скажешь, - тихо ответила она. – Только… пусть они меня отпустят. Я не могу пошевелиться.

Чёрная пропасть разверзлась у левой ноги Элиссы, там, где ступни коснулся сухой язык мертвеца. Ужас и омерзение были так велики, что ей казалось, будто нога провалилась куда-то в небытие, в другой мир. Девушка совсем ослабела от страха, от зубастой пасти нежити, способной отгрызть ей ступню по движению пальца Трэверса, от небывалого омерзения – как будто нога провалилась во что-то непотребное, гораздо хуже драконьего навоза, с которым ей приходилось работать за весь класс, гораздо хуже всего, что можно было представить до того. Внимание с превеликим трудом переключалось на Трэверса, на унижение, на скрежещущую боль между ног – Элисса болезненно вскрикнула и лишь потом усилием воли заставила себя замолчать, замереть, терпеть. Он не верит мне, не верит, он меня не отпустит, стучало в голове, немедленно надо было попытаться как-то смягчить Трэверса, как-то расположить его к себе – но растерянная, оглушённая, растянутая лапами нежити, Элисса не могла придумать, как же это
сделать...

Однако молчание продлилось недолго; тяжесть мужского тела больно придавила, расплющила грудь. Может быть, это его смягчит… надо попытаться… Элисса послушно приоткрыла рот, высунула язык, который сразу коснулся незнакомой поверхности; ей казалось, что от унижения она ослепла и оглохла, надо было только очень стараться, очень-очень стараться, и тогда, может быть, её выпустят живой. От неудобной позы Элисса не могла даже сглотнуть набежавшую слюну, язык, казалось, вот-вот сведёт судорогой.

Элисса не очень хорошо представляла, что именно от неё требуют, но отчётливо понимала, что надо стараться, иначе утром Скитер обнаружит здесь её растерзанный труп… а может, встретит её саму – уже нежитью. Она изо всех сил старалась поддаться действиям Трэверса, делать именно то, чего он от неё хочет, но страх и боль мешали ей, мешали настолько, что даже отвращение отступило куда-то на задний план. В первую секунду девушке показалось, что сейчас у неё будет разорван рот, а потом вновь обожгло болью то место, где были выбиты зубы, из глаз брызнули слёзы. А потом она начала давиться и задыхаться, чудом сдерживая рвотные позывы, скручивающие всё тело, когда Трэверс утыкался ей в горло. Боль между ног, прикосновения инфери – всё забылось перед банальным страхом задохнуться. Держа её за волосы, Трэверс перекрывал ей возможность поискать более удобное положение, и только через несколько движений Элисса всё-таки смогла немного подвинуть голову, так что ей стало легче поддаться движениям однокашника… бывшего слизеринского старосты. Край его мантии раздражающе щекотал лицо, мешал сосредоточиться на попытках нащупать верные движения.

Видимо, на улице совсем стемнело — теперь даже привыкшими к темноте глазами Элисса едва различала контуры предметов. Захлёбывающая, полуоглушённая, она была рада, что не может видеть ни Трэверса, ни инфери. Она старалась, она действительно очень старалась, как было ей приказано, но разум начало охватывать оцепенение.
- Ничего... - апатично прошептала Элисса и тихо заплакала от боли, унижения и безысходности.

Элисса сжалась от ужаса челюсть снова точно взорвалась от боли из-за недавно выбитых зубов. Слишком больно было даже скривиться от ужаса, но направленная палочка заставила её это сделать - и тут же ужас начал уплывать, уходить. Элисса не знала, что за заклинание — империо, не успела даже задуматься, что Трэверс с ней сделал — боль, паника, стыд начали уплывать, растворяться. Элиссе вдруг стало хорошо. Она почти забыла о лапах инфери — и едва заметила, как их хватка ослабла, исчезла. Боль перестала привлекать её внимание, и о ней Лисса тоже забыла. Счастье. Оно поднялось из глубин души, охватило сознание.
- Скитер хотел, чтобы Крауч и Твен встали на нашу сторону, - спокойно, монотонно сказала она и медленно поднялась. Коротенькая ситцевая юбка сама собой соскользнула вниз, прикрыла бёдра. Разорванный пополам лёгкий топ и сбившийся бюстгальтер по-прежнему не скрывали груди. Надо было подойти к Трэверсу и сесть к нему на колени. Босая, Элисса подошла, не замечая ни беспорядка в одежде, ни колючего сора под ногами — было лишь счастье от исполнения приказа. Грудь и ноги белели в полутьме, влажно поблескивали широко раскрытые глаза.
Элисса села на колени Трэверсу непринуждённо и удобно, как на стул.
- Чтобы Крауч включил поддержку магглорождённых в свою политическую программу. Чтобы магглорождённые могли занять места в Министерстве. Места, которые позволили бы им влиять на принятие законов и атмосферу в обществе. Изменить отношение к магглорождённым в обществе. Дать им рабочие места.

Прикосновения мужчины направили Элиссу, даря чудесную возможность яснее ощутить счастье и полнейшее умиоротворение. Империус полностью подавил её личность. Элисса легко перекинула ногу, села лицом к Трэверсу, спокойно и открыто.
- Согласился, - всё так же немного монотонно ответила Элисса. - И Твен тоже.
Спина её оставалась прямой, подбородок поднятым - ни тени смущения или колебания не мелькнуло ни на лице её, ни в мыслях.
- Я живу в Лондоне, Флэттс-стрит, восемнадцать. Комната с пансионом.
Нетерпение Трэверса никак её не задевало. Лишь следующий приказ заставил чуть нахмуриться: неуверенность в том, как именно его выполнить, вызвала ощутимое приближение, опасного, болезненного дискомфорта, даже страдания. Жизненный опыт Элиссы Фокс ограничивался закрытой школой, жизнью слизеринки-грязнокровки, пытающейся сохранить достоинство в магическом мире . Свингующий Лондон магглов был для неё лишь яркой картинкой в детской книжке — изредка она выходила на его улицы, чтобы вдохнуть аромат чужого, экзотического, свободного мира, но к ней этот мир не имел никакого отношения. Девушка пролистывала его, захлопывала книжку, чтобы вернуться к Министерству, к борьбе за своё место и свою порядком помятую гордость.
Элисса поднесла одну, затем и другую руку к груди, погладила себя жестом, начисто лишённым желания — это были невинные движения девочки у зеркала, заперевшей дверь, чтобы изучить себя. Руки у неё были маленькие, с по-детски розоватыми, аккуратными ногтями, а тело — совсем белым. Элисса продолжала старательно гладить себя по груди, плечам, натыкаясь на руками на Трэеверса; вблизи её кожа чуть пахла розой.