Откуда-то с дерева на подоконник спланировал дятел и дробно и деловито постучал клювом об оконную раму. К лапке птицы было привязано запечанное воском письмо.

Дятел вернулся довольно скоро, но никакого желания проверить, не источена ли червячками оконная рама дома пани Лехницкой, больше не выказывал и постучал в окно только для того, чтобы хозяйка дома заметила его присутствие.

Как сжало, сдавило грудь аппарацией, охнула Мариола беззвучно, потому что, казалось, что не обойтись без костероста будет после такого путешествия. Давно уже не брал тата Марысю с собой, когда приходилось отлучаться ему по делам. Не страшилась девушка одна оставаться дома, нечего ей было опасаться на болотах, где знала она каждую острую иголочку осоки, да и дом их крепко древней магией защищён был, не впускал никого, кто умысел злой таил бы против хозяев дома. И хоть и грустила она, только из писем подружки своей узнавая, какая была в этом году ярмарка, да кто на званый вечер к Ковальским приглашён был, но оказавшись сейчас вдали от дома, робость почувствовала вровне с радостью. Непохож был уютный домик пани Катажины на торжественный старинный особняк дяди Болека, куда мама частенько брала с собой маленькую Марысю, но понравился девушке и задорно жужжащий на ветру флюгер, и раскидистые тенистые деревья, у корней которых пани наколдовала уже яму для камня. Живо присела Мариола на шелковистую ещё, зелёную траву, стала помогать лекарке ссыпать землю на свистун-камень.
- Хорошо как у вас здесь, пани Катажина. Воздух-то какой... слаще мёда. Липовый цвет не собрали ещё. Или то медуница в лугах цветёт?
И впрямь сладок был воздух вечерний.. Казалось, можно было пить его, словно мёд тягучий, и им одним насыщаться.

Как разговор их о смерти зашёл, исчезла с лица Марыси улыбка. Вот уже два годы, как не было у неё мамы, а до сих пор напоминания об этом, будто ножом по сердцу полосовали.
- И смерть не всегда неожиданно приходит, пани,- сказала Марыся, потупившись.- Но всегда горе это, верно вы говорите.
Как представила Мариола, каково было пани Катажине оставлять дом свой да к ним на болота переселиться, так сердце у неё сжалось. Сама она только на полчасика к дому чужому пришла, да всё одно, сердце то замирало, то, как у зайчишки-коловерша билось. Поднялась она, стряхнула приставшие травинки с мантии, глянула на пани Катажину с неловкостью.
- Доброту вашу никогда не забуду я, пани,- поблагодарила Марыся ещё раз, не ведая, как ещё можно выразить хотя бы частичку того, что творилось в душе её сейчас.- Если помочь вам чем смогу в сборах, то я с радостью...
И лицо её тут же засветилось, потому что хоть и подозревала Мариола, что всего лишь отсылает её лекарка, чтобы не дать девушке увидеть, как птичке шею сворачивают, но всё же хотелось Марысе любую просьбу пани выполнить.
- Сейчас сорву, пани Катажина.
Выбежала она за красный забор, потянулась к ветке кленовой, сорвала узорный лист, что не запламенел ещё осенним багрянцем.

Не думал пугать Ненад девушку, которая, похоже, всё же приходилась лекарке то ли какой-то родственницей, то ли подругой не очень близкой, судя по тому, что панночка эта вошла в дом панны Лехницкой без всякого колебания и звала лекарку по имени.
Сам Вучинич не был уверен, как ему обращаться к панне Лехницкой. Знал он её ещё по Дурмстрангу, как раз в старшие классы перешёл Ненад, когда Катажина Котовская держала выпускной экзамен. Изменилась она с тех пор, настоящей панной стала, да и вряд ли его помнила. Разве вспомнил бы теперь Вучинич тех, кто в школе на четыре года младше его был? Ни в жизнь! Разве что, если встречались у Ярослава Павловича на факультативных консультациях.
- Благодарствую, милая панночка,-отозвался он, подмигнув оробевшей девушке, чтобы хоть цвет лица к ней вернулся, и протиснулся в калитку. Улыбка кривоватой вышла, потому как бок теперь горел так, словно жидким огнём его обдало, - и недалеко это было от истины. Не особо помогала перевязка с охлаждающей корпией, но накладывать заклинания Ненад не стал, не будучи уверенным, что получится из взаимодействий магий, если на магическую субстанцию чары накладывать. Нет, тут только подобное к подобному, магическую субстанцию на магическую субстанцию, а дальше - пусть лекарь разбирается.
- Здравствовать вам долгие лета, панна Лехницкая,- поприветствовал он лекарку, приложив правую руку к сердцу вместо поклона.- Родители мои, Радован и Милана Вучиничи поклон свой вам шлют и подарок.
Он извлёк из кармана плаща блестящую лакированную резную коробочку с серебряным обеденным зеркальцем, что мама своими руками зачаровала, и протянул панне. Дело делом, а уважение уважением. На последнем компоненте, обращаясь к лекарю, никогда экономить не стоило.

С облегчением отступила Марыся за спину лекарки, предоставила пани Катажине самой с незнакомцем разговаривать.
А и не незнакомцем он оказался совсем. Как услышала Мариола имя его, так даже от радости вскрикнула, по-другому совсем взглянула на гостя.
- Ненаде! Братушка!
Приложила руки она к груди, будто чтобы забившемуся сердцу выскочить не позволить, сияющих глаз не сводила теперь с названого брата Златы, подружки своей с детства. И не показался ей на этот раз ни взгляд пугающим, ни облик мрачным.
Хотела спросить Марыся, как подруженька её поживает, да опомнилась, слова пани Катажины услышав. Ведь и правда, не пришёл бы Ненад к лекарке без нужды. С тревогой наблюдала она за происходящим, ответа Ненада ждала.

Как представил себе Ненад, что сама Златушка поддерживала бы его так, как Марыся сейчас, так и боль, вроде бы, отступила. Да не прикоснулась бы к нему любушка его, пугали её тёмные искусства с непривычки, как и односельчан Вучиничей.
- Зеркала то были среднего размера, пять их стояло, башней,- отвечая, останавливался часто Ненад, дышал ртом, будто жар, терзающий бок, выдохнуть пытался.- Купол башни поворотился чуток, из него и ударило лучом. Зеркало я поправил, ламя опалил, да через полчаса после поражения корпию наложил охлаждающую, так как мочи терпеть уже не было. А потом и приостановился жар, впитывает его сейчас корпия, не даёт расти, пусть и не излечивает. Только перьев рост остановить не может.
Принялся молодой Вучинич стаскивать с себя мантию, да взглянул на Мариолу, не сдержал усмешки, подмигнул озорно.
- Не хочешь посмотреть ли, Марыся, на пёрышки?
Сам тревогу себе отгонял шуткой, да старался не думать, каким вердикт лекарки будет.

Не поняла Марыся почти ничего из того, что расссказывал Ненад про ритуал темномагический, не приходилось ни разу ей и одним глазком взглянуть на то, чем занимался тата в мастерской своей. Догадалась Мариола лишь о том, что хуже становится брату её названному и снова от тревоги сердце зашлось. Пыталась угадать она по лицу пани Катажины, не случится ли плохого, не допустят ли дивьи люди самого страшного. Ведь один, один он сын у Вучиничей, а и не один был бы, страшно меньше за него не стало бы.
Глянула Марыся мельком на Ненада, да отвернулась тут же, в пол опустила взгляд свой немедленно, а на побледневшее лицо вмиг румянец вернулся от шутки такой нескромной. Как же благодарна была она пани лекарке, что про весточку тате та вспомнила. Попроси пани Катажина о помощи, не смогла бы Мариола отказать... что бы было тут, и подумать стыдно.
- Сию же минуту отошлю, пани Катажина,- поспешила она ответить и не посмела даже одного-единственного взгляда через плечо бросить, пока дверь за её спиной плотно не закрылась.
"Тата! Вот кто может знать, как горю такому помочь. Только описать ему, что случилось, точь-в-точь как Ненад рассказывал, надобно."

Как ни стискивал Ненад зубы, всё же не выдержал он, когда панна Леницкая принялась снимать корпию, выдохнул тяжело, когда запутавшиеся в корпии перья стали тянуть кожу, а бок снова будто жарким огнём опалило, до самых костей проникающим. "Не корпию накладывать надо было!"- не раз и не два обругал он себя, скрежещя зубами так, что удивлён был, почему они ещё не раскрошились, пока лекарка аккуратно распутывала повязку.
Посмотрел молодой Вучинич на бок свой, магией сожжённый, помрачнел лицом, когда увидел, что чёрные перья расти и не переставали, будто действительно до размеров тех, что на птицах Сирин растут. А когда наложила целительница охлаждающие чары, и жар поутих до того состоянии, что зубы разжать можно стало, понял Ненад, что состояние его сложнее, чем показалось сперва, и спорить не стал он, согласился остаться в доме лекарки.
- Пёрышки-то, оказывается, не только снаружи растут, но и всё глубже под кожу проникают, любезная панна,- обратился он к Катажине.- Потерплю я жар, летифолд с ним, а вот оперенье это поскорее счистить надо. пусть даже кожу для того с меня снять придётся.

Не знала Мариола, не ведала, когда тата ответит на её письмо, и ответит ли. Вот и сумерки сгущаться начали, вот и звёзды первые засияли на тёмном небе, и бледный стареющий месяц заглянул в окошко. Как там, дома Зосенька, не плачет ли, не тоскует по маме в чужом доме? Марыся и сама чуть не плакала, стояла у окна, пригорюнившись от страха за брата названного и от того, что таты нет рядышком в этом чужом и уже не таким приветливом доме, каким тот ей раньше показался.
Не счесть было раз, когда подходила девушка робко к двери, за которой Ненада пани Катажина лечила, но даже постучать не осмелилась Мариола, чтобы ход лечения не нарушить. Знала она, что не следует мешать тёмной магии, беспокоить тех, кто с магией это дело имеет, потому и стояла лишь только под дверью, да к каждому шороху в комнате лекарки прислушивалась боязливо.