Дом Блэков на Гриммаульд-Плейс, 12, Лондон. ---->

"Ага, Орион с Сириусом уже здесь," - заметила Вальбурга, крепко держа в левой руке теплую ладошку Регулуса. Скоро они присоединятся к ним. Одета она была невычурно, однако не без вкуса. Строгий, темно-синий цвет весьма гармонировал с темными власами. Седые волосы незаметны, коли уметь подойти к прическе под нужным углом. Нет, она еще всем покажет. Она еще вовсе не стара.
- Погляди, Регулус, - наклонилась она к ребенку, при этом притягивая того за руку к себе. - Ты видишь своего брата? Ты видишь, что он делает?
Взглянув на младшего Блэка, женщина с недовольством заметила в полушепоте:
- И вытри нос. Носовой платок я положила тебе в правый кармашек мантии. Ну, пойдем, поприветствуем именинника.

И вот, искусно выстроенный вечер подошёл, наконец, к долгожданному моменту. Беседы стихли, и хозяйка дома, являя собой естественный центр всеобщего внимания, обратилась лицом к югу. Торжественная ковровая дорожка, сводящая собою север и юг, кипела яркой киноварью, цветом вызревших поздних яблок, приглашённые расступились по её краям – о, этот естественный танец истинных волшебников, – и уже выстраивался правильный круг, совершенная фигура, полная магических свойств.
Они подошли к ней – муж и сын, золотая корзина, полная солнечных зёрен. Люциус склоняется точно по примеру отца, в эту минуту являя собой изначальный замысел; и точно на предписанном расстоянии – светлые глаза мужа; Абраксас.
- Доброго Лугнасада, супруг мой, первенец мой.
О, как ликовало сердце Миранды при виде ночных холмов Гластонбери! В тёмных небесах драгоценными каменьями горели звёзды, по-августовски низкие, налитые; кажется, их можно собрать прямо рукою, чтобы присовокупить к праздничным дарам; а под ногами – прогретая, тучная земля. Там, на обратной стороне, в прозрачных чертогах наверное идёт пир, и даже её младший братишка, погибший в три годика – его утащил невесть откуда забравшийся в озеро гриндилоу, - пьёт молоко из резной чаши. Матушка Миранды всегда говорила, что в мире ничего нет слаще молока сидских пастбищ.
В минутной тревоге миссис Малфой нашла глазами насупившуюся дочку, величественно огляделась. Извечная любезная улыбка играла на её красиво вылепленных губах; всё было, как должно. Вот Орион с наследником, - кроха Сириус предусмотрительно держится близ отца, не то что их горе в его возрасте; и Вальбурга – всегда безупречная Вальбурга, в серебряном свете луны её фамильный профиль чётче, чем на вырезанном из чёрной бумаги силуэте.

Тугие обручи на груди распались, вернулось ощущение родительских ладоней – сегодня во время аппарации они оба держали его за руки, потому что Лео остался дома. Даже в сумраке, по одному наклону маминой головы Эван понял, что мама встревожена, и успокаивающе улыбнулся, уверенный, что и мама поймёт это утешение.
Пользуясь темнотой, мальчик украдкой вылущил из второго, обычного колоска, что дал ему Люц, пару зёрен и сунул в рот. Твёрдая пшеница весело захрустела в зубах; тревожно-радостно пахла летняя ночь, здорово было оказаться в это время далеко-далеко от дома; и, кроме того, скоро зажгут праздничные костры.
Но пока взрослые переговаривались приглушённо, и только поздравления звучали в голос, да звонко разносился голос маленького Сири Блэка. Эван знал – от этого момента зависит благополучие следующего года: сегодня туаты должны принять жертву от их семей, и нельзя оскорбить или оттолкнуть древние силы небрежением или недостатком почтения.
Вслед за мамой и отцом, Эван вручил Люциусу колючий зачарованный колос – теперь это был дар их семьи Тем-Кто-В-Холмах – и так же церемонно наклонил голову, как папа.
- Благословен будь ваш урожай.
И вот, Люциус положил полный сноп на залитый луной алтарь, и Эван даже зажмурился от волнения и радости. «Способна на многое», - беззвучно повторил он за мистером Малфоем и ободряюще улыбнулся Люцу. Тишина действительно сделалась звенящей, замолкли птицы и цикады, смолкло даже пение комаров. Только лунный свет дробился в воде, текущей по рукам Люца. Эвану даже показалось, что там, вместе с водой, на камень посыпались белые и синие искры, и мальчик вытянул шею, чтобы разглядеть получше.

Дом Блэков на Гриммаульд-Плейс, 12, Лондон. ---->

Реги нахмурился, разглядывая колосок, точно такой же был в руке у матушки и у отца, и у братика. Ребенок сосредоточенно сдвинул бровки, пытаясь понять зачем все молча стоят с этими веточками. "Может быть это угощение?" Юный Блек решил попробовать эту мысль на зуб и потянул врученный колосок в рот. В ту же секунду он испуганно ойкнул, ощущая как теплая ладонь матери сильно стиснула его руку. Вокруг стало темно-темно, дышать становилось все тяжелее, а внутри все скручивало. Реги попытался закричать и тут его будто выплюнуло куда-то. Рука матушки все еще крепко держала его и Реги, опасно качнувшись на ослабевших ножках, испуганно посмотрел вверх.
Строгий голос женщины заставил губки обиженно задрожать, но жаловаться ребенок не стал, вместо этого отчаянно завертев головой, начал искать платочек.
- Матушка, мне совсем-совсем не видно... - Реги поднялся на цыпочки, отчаянно вытягивая шейку и пытаясь увидеть хоть что-нибудь.
Поэтому, когда перед ним появился появился именинник, Реги смог лишь молча протянуть погрызенный колосок. Все еще пытаясь хоть что-нибудь разглядеть Регулус начал подпрыгивать на месте, кажется отчаянно прыгая на ноге матушки, а может быть это был камешек затерявшийся в траве.

- Я надорвусь, если стану тебя поднимать, - строгим тоном возразила Вальбурга. К тому же, Мерлин! - она могла испачкать свой наряд, что поставило бы ее в совсем невыгодное положение перед чистокровными семьями. - Ты хочешь, чтобы твоя мать заболела, Регулус? Погоди, когда мы подойдем к твоему отцу...
Спешно она тянула сына за собою. Ей хотелось, чтобы Регулус прочувствовал весь дух праздника. Такие минуты особенны для всех магов, так считала Вальбурга. Дети усваивают ценности и учатся чтить традиции. А верность обычаям - разве это не есть оплот сохранения чистоты и неоскверненности в мире, уже начинающем задыхаться от тлетворного влияния культуры магглов. Нет, с культурой она, пожалуй, погорячилась. Культура - это высокое, это искусство. То, чего просто не может быть у этих грязных плебеев.
- Побудь со своим братом, - почти шепотом произнесла женщина, подталкивая младшего сына к Сириусу. Ее оценивающий взгляд был направлен в сторону наследника. - Сириус... не простудись. Помни, что я тебе говорила утром.
- Доброго Лугнасада, - чуть склонила голову в приветствии ведьма, когда встретила хозяйку всего праздника - Миранду Малфой. - И, конечно... с таким знаменательным событием, как день рождения сына, дорогая Миранда. Чужие дети так быстро растут. Мне кажется, еще совсем недавно Люциус и Люцилла были едва ли выше моего Регулуса. И вот - теперь Хогвартс?
Женщина хотела сказать еще кое-что, касательно будущего своего старшего сына. Однако, она решила подождать еще немного. Главное - сказать новость обыденным тоном, как само-собой разумеющееся. Это производит фурор.

С трепетом Рэндом наблюдала, как её сын возлагает жертвенный сноп на алтарь Древних Лордов. Гордость мужеством сына заставила её поднять голову ещё выше: к недостаткам Люциуса никак нельзя отнести слабость или трусость. Мой прекрасный мальчик. Магический круг вокруг жертвенника составляли только драгоценные друзья, родная кровь; и только низкие августовские звёзды свидетельствовали ритуалу. Тишина залила холмы, обострённая, мёртвая тишина священнодействия. Примут ли Лорды человеческие дары, или сноп так и останется лежать на камне? Даруют ли они благополучие в следующем году их родственному кругу, или же ничто не встанет между магами и несчастьями – убийственная драконья оспа поразит семейства, любимое дитя окажется сквибом…

Разрезавшие мёртвую тишину ритуала голоса Блэков потрясли миссис Малфой. Маленькие Блэки разбежались от родителей, разорвав тем самым магический круг, и устремись – о ужас – к их Люцилле. Сын стоял у алтаря, прося Древних Лордов принять дары человеческие, а ритуал был уже нарушен, уже осквернено было священнодействие. Рэндом сковало ужасом, у неё едва хватило выдержки любезно наклонить голову на слова Вальбурги.

Мысленно Миранда отчаянно взмолилась, чтобы туаты просто не внимали бы сегодняшнему обращению. Может быть, тогда их гнев минет семью Малфой и все семьи, собравшиеся сегодня в холмах Гластонбери.

Как каждый год, Люцилла ужасно гордилась, что лугнасадский ритуал для всех проводит именно её отец, что это её семья оказывает гостеприимство и обращается к Древним Лордам в этот день. Всё-всё внимание было устремлено на папу, все ловили каждое его слово, не дыша, и как же красив был отец в лунном свете, в своей особой мантии, возвышаясь в центре магического круга! И все смотрели только на него!.. Лишь вечное торжество брата омрачало счастье девочки. Как бы она мечтала, чтобы это она, Люцилла, собирала у гостей жертвенный сноп, чтобы это она возлагала дары на алтарь!!.. Счастливица эта Белла Блэк, у которой нет братьев и которая всегда сама помогает своему отцу у жертвенника.

Даже если у Люциллы и было что сказать маленьким Блэкам, она отлично знала две вещи: во-первых, отец шкуру с неё спустит за то, что она подаёт голос когда не полагается, а во-вторых – кара за нарушение ритуала падает в первую очередь на того, кто его проводит, а значит, это на её отца падёт гнев сидов, если они сочтут ритуал осквернённым. Поэтому девочка цепко, но не слишком крепко ухватила малышей за руки – не дай Мерлин, заревут! – и решительно втащила их в круг, притянула поближе к себе, чтобы не дать сдвинуться с места. А пока она возилась с Блэками, что-то случилось с холмами: на лицах заиграли разноцветные огни, и Цилла, задохнувшись от смеси острого страха и не менее острого восторга, запрокинула лицо к ночному небу, где много ярче созвездий горели разноцветные огни. Это плохо или хорошо? – ещё пыталась понять девочка, а тем временем вокруг вспыхнули костры, и Цилла поняла: сиды зажгли костры, сиды выйдут к нам! Она ещё никогда-никогда не видела сидов, и теперь восторг захватил её наравне с ужасом: они ничего не сделают папе?! Они ничего не сделают всем им за нарушение ритуала?!..

Сиды подходили, и если бы не необходимость держать круг, Люцилла уже давно спряталась бы за отца. У девочки стучали зубы, но она глаз не могла оторвать от приближающихся. К её ужасу, Жительница Холмов подошла прямо к ним, склонилась над Блэками – и Люцилла с готовностью подтолкнула их к сидской девушке: я тут не при чём! – а сама, заметив, что круг потихоньку начал распадаться, незаметно попятилась к отцу.

Эван стиснул зубы, наблюдая, как мистер Малфой занёс атам над Люциусом. Чёрным блеснула кровь в лунном свете, а мистер Малфой всё вырезал и вырезал линии на ладонях сына – Эван знал, каково это, и как это важно, знал тоже. Отец однажды рассказывал ему о древних временах, когда первого сына обязательно отдавали сидам, и тогда благополучие не могло отвернуться от того, кто решился на такую жертву… но мама не позволила рассказывать подробности. Так что Эван целиком ушёл в разворачивающееся перед ними – совсем рядом – действо, сопереживая другу и проникнувшись священным значением происходящего, и понял, что что-то не так, лишь когда отец и мама одновременно сжали его плечи. Он растерянно оглянулся на них, вверх, и увидел, как заледенело лицо матери, как тяжело дышит отец, - и только тогда заметил, что магический круг разорван.

И тут же боковым зрением мальчик увидел вспышку над алтарём, и небо вспыхнуло разноцветными огнями, и Эван понял, что сиды всё равно приняли жертву! и так волшебно стало кругом, показалось, что сам воздух дышит чудесной силой – но родители почему-то не обрадовались. От хватки их пальцев стало больно; оба они напряжённо смотрели туда, откуда уже доносилась музыка. В ярком свете множества вспыхнувших костров Эван смог увидеть, что мама очень испугана.

Но беспокойство из-за страха родителей не устояло перед задорным пением скрипок; от звуков джиги мальчик невольно заулыбался во весь рот. Как и близнецы Малфой, Эван увидел сидов впервые; заворожённо он не мог оторвать глаз от лиц приближавшихся сидов, и так же заворожённо смотрел, как высокий туат поприветствовал мистера Малфоя. Сами сиды благословили Малфоев! Значит, они не гневаются – зря мама с папой так взволнованы…

Юная девочка протянула руку Сири и его братику, стоявшему рядом. Юный Блек посмотрел на незнакомку, он ее никогда-никогда не видел... Она протянула ему тонкую, словно веточка яблони, руку, но мальчик не растерялся. Он крепко вцепился второй рукой в ладошку Злюцилле, она была знакомой хотя бы, он ее на прошлом большом празднике даже за косичку дернул, и храбро напыжился, уточняя обитательнице холмов:
-Она хорошая. Хотя зовут ее почему-то Злюцилла.
Ему было страшно-страшно, но не девочек же бояться, в конце-то концов? Он же храбрый джентельмен. Именно поэтому Сири сказал Злюцилле:
-Не бойся, она тебя не обидит. Ты же со мной.
Мордашка у него была жутко довольная, сразу две такие девчонки! А вот у Люциуса только один мальчик рядом стоял. "Вот бы ему язык показать!"

Девушка с цветущими волосами мелодично рассмеялась – блеснули мелкие жемчужинки зубов, клочья тумана, стелющиеся у её ног, достигли детей, обняв малышей чуть ли не по пояс.
- А как зовут тебя, маленький волшебник? – спросила она у Сириуса.
У костров уже танцевали, легконогие, втянувшие часть гостей в свой хоровод. Джига хмелем вливалась в кровь, и сумрачный воздух, перенасыщенный магией, подрагивал, дробился сверкающей мозаикой. Краем глаза можно было заметить дрожащие, тающие грани красочных кусочков.
- Кровь твоего первенца принесла сегодня ночью благословение твоему роду и друзьям твоего рода, Абраксас Малфой, - произнёс король сидов. - Войди же в круг сидов у долгих костров, раздели радость со своими друзьями. Веселятся холмы сегодня, и ветра сплетают в вышине свои длиннопалые руки, и звёзды смеются, точно дети в золотых люльках.
Король сидов перевёл взгляд на сгрудившихся рядом Малфоев-младших и слегка улыбнулся – чуть насмешливо, но благосклонно.
- Дети, что пришли в мир в эту ночь, мальчик и девочка, - он не спрашивал, он утверждал. – Для вас этой ночью открыты холмы и легка дорога. Там, на вершине, где светит луна.
Над холмом, с которого спустились сиды, и правда поднимался столб серебристого лунного света; а холм казался изогнутой спиной громадного спящего зверя. Поросший кустарником, как кудрявым мехом, он, казалось, готов был заворочаться во сне, сменить очертания, вытянуть когтистую лапу…
- Дорога к удаче и обратно – всего лишь до захода луны.
Девушка, сжимающая ручонки Блэков, склонилась над Регулусом, заглядывая в его глаза.
- Не бойся, дитя, - мягко сказала она.

Родители всё также сильно сжимали плечи Эвана, а сам Эван заворожённо разглядывал сидов. Как они шли по дикому лугу – легко-легко, не проваливаясь в норы, не спотыкаясь на кочках! Не танцевали, а взлетали – и танец этот влёк неудержимо. От звуков скрипки его ноги переступали сами собой, так отчаянно хотелось побежать к кострам, влиться в общий круг.
В душистом луговом воздухе отчётливо пахло костром; хоть бы дождь не пошёл, отстранённо подумал Эван. Он ждал, пока король сидов отпустит Люца, и можно будет вместе побежать вниз по склону, откуда доносилось потрескивание ближнего костра, краем глаза замечая, как обе его кузины уже присоединились к танцующим. Одну из них вёл за руку сид с огненно-рыжими волосами, мягкими кольцами спускающимися на изумрудную одежду, и огонь янтарными бликами играл в его волосах. Пальцы родителей внезапно отпустили плечи Эвана, и мальчик удивлённо оглянулся. Отец улыбался маме над его головой, сжимая её руку без перчатки, и Эвана захватила волна нетерпения и счастья. Он обернулся к Люцу – а родители уже спускались рука об руку, спешили вниз от алтаря.
Эван вдруг понял, что у жертвенника становится безлюдно: взрослые спешили к кострам. А он теперь говорит только с Люциусом. С Люцем и его сестрой. Для вас этой ночью открыты холмы…
Ничуть не сомневаясь, что друг позовёт его с собой, Эван шлёпнул комара на локте и деловито последовал за Люцем. Интересно, не побоится ли Люцилла пойти туда?.. Влажная от росы трава иногда скользила под ногой, и Эван оглянулся, чтобы проверить, как справляется со склоном девчонка.
Добравшись до света, Эван взглянул вверх. Луна ещё только начинала своё шествие по небу.
- Времени полно, - довольно заметил он.

Как только прекрасная девушка с тонкой веточкой-ручкой обратилась к нему, Сириус забыл обо всем. Он только назвал свое имя, настойчиво вдолбленное за долгие годы матушкой:
-Меня зовут Сириус Блек, я наследник древнейшего и благороднейшего дома Блеков...
Он растворился в прекрасно-глубоких глазах незнакомки, забыл про всех-всех-всех. Казалось, они увлекали все дальше. Он двигался вперед, оглушенный веселой ритмичной музыкой, танцующей прелестницей и сиянием лучей, упирающихся в холм, а когда пришел в себя, то оказался перед краем заповедной земли, готовый утонуть в ней. Но было совсем не страшно, а весело и свободно. Будто он читал одну из своих волшебных книжек с живыми картинками и вдруг оказался прямо в ней, готовый присоединиться к таинственным героям.