Ярослав Павлович постучал ложкой по краю своей тарелки, которая тут же снова наполнилась наваристым борщом, и зачерпнул огромным черпаком сметаны из миски, стоявшей на учительском столе. В конце концов, он не ученик или какой-то там наставник, чтобы есть запеканку, даже если на неё глядеть не можешь.
- Мюллеру можно из карцера и не выходить,- одобрительно откликнулся Поляков.- А, так ты ж не знаешь. Вчера ночью всё-таки выследили мы змеёвку! Предупредил я, что дочери Великого Полоза неуважения не терпят, так он всё равно, подлец, за косу её схватил, да ещё сказал, что легковата она для чистого золота. Проклятье я и снимать не стал, ослабил только, чтобы прочувствовал получше, да шесть десятков розог его ещё ждут-не дождутся.
Он усмехнулся и подумал про себя, что Елене свет Олеговне повезло. Отнимать найденный шар явно больше некому. Уж не спонтанная ли магия Алёнушки подтолкнула Матусевича сегодня в болото за дурман-корнем? Многообещающая девчушка!
От раздумий его отвлёк шум, поднявшийся за столом первого класса. Поляков недобро прищурился, сверля взглядом затылок Штейнерта, расправляющегося с Алёнкой.
- И что остервился?- проговорил он сквозь зубы.- Конец света наступит, если девчонка после обеда куском хлеба перекусит. Лучше бы за своим Кальтенбахом следил. Этот трус мне чуть не урок сегодня не сорвал. Привёл я их сегодня в штольню заброшенную на земляных кошек посмотреть - так он шагу ступить не мог без нытья.

Алёнушка тихонечко попрыгала в луже, стараясь не брызгать вокруг. В окне шумел дождь, журчали ручейки, а порывы ветра временами врывались внутрь и обдавали Алёнку целыми каскадами капель. Девочка представляла, будто она — маленькая зелёна жаба на пруду, прыгает на мелководье и радуется дождику. Алёнка заметила, что на неё смотрят с учительского стола, и сияюще улыбнулась Полякову и Мареку Войцеховичу, а потом снова прыгнула и тихонечко сама себе заквакала.

Русские не понимали ничего, пока их не били. А некоторых даже розги образумить не могли. Это Штейнерт знал твёрдо и сейчас убедился в этом ещё раз.
Пришлось снова подняться из-за стола. А когда кто-то заставлял воспитателя дважды вставать во время трапезы, тот об этом очень жалел.
Раскрытая ладонь наставника звучно впечаталась в щёку девочки, а потом подправила румянец и на другой щеке.
- Стоять смирно,- холодно отчитывал девочку Рихард, размеренно отвешивая Алёнке пощёчину за пощёчиной.- Когда тебя наказали, ты должна стоять смирно и думать о своём поведении.
Он взглянул на забрызганный сарафан девчушки. Русская свинья грязь найдёт.
- Ещё одно замечание - и ты получишь конверт и берёзовую кашу на ужин.
Даже первоклассники уже привыкли замирать при слове "конверт". Если учитель или наставник излагали причины для вечернего наказания на листке бумаги, обычно вместо одного пункта, за который при счастливом стечении обстоятельств можно было получить всего лишь несколько розог, в записке перечислялось столько нарушений, что даже для первоклассника наказание тянуло на десяток ударов.
Поляков оторвал взгляд от Алёнушки и вернулся к прерванному разговору.
- Не переставая скулил,- подтвердил он и даже крякнул от неудовольствия.- Невозможно было матерьял объяснить. Выпороть прямо там хотелось, еле сдержался. Вот же негодяй!
Последние слова Ярослав Павлович произнёс, следя за действиями Штейнерта и невозмо было с точностью утверждать, кого Поляков имел в виду - Кальтенбаха или наставника первоклассников.

Алёнка немножко попятилась, когда увидела приближающегося наставника, так что оказалась в самой середине лужи. Впрочем, вид у девочки был не слишком испуганный — скорее надутый. Она зажмурилась под занесённой ладонью, привычно сжала зубы, чтобы не прикусить язык. Голова мотнулась взад, вперёд, и ещё, из глаз вылетели слезинки — совсем чуть-чуть. В голове у Алёнушки загудело, но даже и тут она удивилась, что тут думать о своём поведении, если она не сделала ничего плохого. Чего, конечно, взрослым в школе никогда не объяснишь.
Пощёчины — это не страшно, это тебе не «конверт», услышав о котором, Алёнушка сникла. Когда Штейнерт отошёл, она так и осталась стоять посреди лужи, не смея пошевелиться, насупленная и раскрасневшаяся.

Марек Войцехович неторопливо, с душою отхлебнул морсу, промокнул усы салфеткой на немецкий манер.
- Присмирела, стрекоза, - констатировал он, поглядывая на нахохлившуюся Алёнушку. - Эк развоевался, застращал вконец Елену свет Олеговну.
Впрочем, особого возмущения в его голосе не слышалось. Олеговой дочке урок на пользу пойдёт, впредь умнее будет. Гржимайло хлебнул ещё морсу, подумал, отправил в рот ложку запеканки.
- Лучше бы за Кальтенбахом следил.

Штейнерт оглядел своего воспитанника. Бесстрастный взгляд водянистых рыбьих глаз скользнул по склонившемуся над тарелкой Соломонару и остановился на замершей непослушной девчонке.
"Зачем Гржимайло понадобились трое первоклашек?"- с недоуменем подумал Рихард, но причин не разрешать он не видел никаких. Особенно, если Гржимайло просто-напросто оставил их после уроков.
- Идите. Но сразу после того, как господин помощник директора вас отпустит, идите на площадку для магородков.

Поляков уже доедал третью тарелку борща, смачно закусывая чесноком, когда заметил, что трое детей отделились от стола первоклассников и направились к ним.
- О злыдне речь, и злыдень навстречь,- засмеялся учитель, хотя взгляд его потеплел, только когда упал на Алёнушку.

Сердиться Алёнушке и в голову не приходило: она вовсе не думала, что Вальтерхен виноват. Напротив, Алёнушке казалось, что если бы Штейнерт взъелся на них обоих, а то и на троих, то их точно бы выпороли. Так что девочка очень обрадовалась, что к ней кто-то присоединился и она теперь как бы уже и не наказанная — просто вместе со всеми строится, чтобы пойти играть во двор. В трапезной уже начиналось движение, ложки скребли по мискам, торопясь подхватить последние крохи, гомон сделался громче, оживлённее.
Алёнушка всё косилась на Вальтера, чтобы улыбнуться ему. О своих горестях малышка уже почти позабыла — только ей и дела было, что помнить о злющем Штейнерте! Но когда Вальтерхен сам первый с ним заговорил, Алёнушка моргнула от неожиданности, а потом во все глаза уставилась на наставника. Личико её засияло.
- Спасибо, господин Штей-нерт! - звонко пискнула Алёнушка и властно ухватила мальчишек за руки.
- За колбой, да? - тихонько спросила она Вальтерхена, решительно продвигаясь к учительскому столу.
Тот стоял на возвышении, а белоснежная скатерть спускалась до самого полу. Алёнушка подтащила ребят туда, где сидел помощник директора с господином магизоологом, задрала голову. Цепочки мокрых следов тянулись за детьми от самой лужи.
- Приятного аппетита, Ярослав Павлович! - Алёнушка во весь рот улыбнулась Полякову, поклонилась в пояс, подметя пол светлой косичкой, а потом уже обратилась к Гржимайло.
- Приятного аппетита, Марек Войцехович! - весь её вид говорил, как ей приятно видеть Гржимайло, глазёнки лучились, реснички топорщились. - Дайте нам, пожалуйста, одну из ваших колб, насовсем. Нам надо!

А Алёнушка склонила голову на бок, лукаво заглядывая Гржимайло в лицо.
- Марек Войцехович, а вы нам сами говорили, что в стекле варить нельзя, - сказала она, немножко застенчиво и очень лукаво. Личико её по-прежнему лучилось улыбкой. - Только большие это умеют. А мы ещё маленькие.
В отличие от мальчишек, она чувствовала себя как рыба в воде. Марек Войцехович был её старый знакомый: она не раз сиживала на его коленях, когда папа распивал с ним пиво — и под полосатыми зонтиками летней кафешки на Висле, и в уютных трактирчиках зимой. Марек Войцехович не раз помогал ей оторвать у сваренного в пиве рака то клешню, то ножку.
- Нам только маленькая баночка нужна, а у нас нету... У меня Матусевич отобрал баночку ежевики с яблоком, - девочка мимолётно нахмурилась, голос приобрёл горестные интонации. «Чтоб оно ему поперёк горла встало,» - добавила Алёнка мысленно, мысленно же поплевала и потопала ногой — так у неё дома малыши закрепляли добрые и недобрые пожелания.