На окошке сидел дятел. Настоящий дятел, в красной шапочке и с длинным клювом, и внимательно поглядывал на хозяйку, которая в очередной раз обмакнула гусиное перо в чернильницу и, задумавшись, вздохнула, обращаясь к ведомым только ей мыслям.
- Посиди ещё немного, лапушка, скоро я закончу,- попросила Марыся дятла, который уже нетерпеливо постукивал длинным клювом по оконной раме.- Ещё минуточку. Пани Катажина так давно не наведывалась к нам в гости, я уже не помню, как ей писать, как с ней разговаривать.
Мариола снова склонилась над листом бумаги, который был уже весь покрыт аккуратными округлыми буковками. «Что же ещё написать пани Катажине, вдове дяди Болека - пусть земля ему будет пухом!»
Пока письмо гласило:
Пани Катажине Лехницкой, в собственные руки
Дом Лехницкой,
Киевская область,
Украина
«Здравы буде, шановна пани Лехницкая!
Весьма опечалены были мы с тато, что не слышно о Вас никаких вестей и тем более рады были получить весточку о Вас сегодня. От всего сердца мы благодарим Вас за приглашение, но с прискорбием вынуждены сообщить, что тато мой нездоров после того несчастного случая, когда Плащ Невидимой Смерти, который он зачаровывал, случайно обернулся вокруг его ноги. Тато мой очень сокрушается, что не может сейчас аппарировать, а я, как Вы знаете, не обучена этому мастерству. Пшепрашим, шановна пани, и приглашаем Вас хоть ненадолго заглянуть к нам в гости...»
Марыся вздохнула, подпёрла голову рукой и вывела последние строчки:
«Просим Вас, не откажите, ясная пани Катажина, и Вам, и дочке Вашей мы будем несказанно рады в любое время любого дня.
Надеемся на скорую встречу и нижайший поклон Вам посылаем.
Яцек и Мариола Калицкие,
Червоно Багно, собственный дом.
Польша»
Мариола перечитала письмо ещё раз, совсем, как мама, растопила воск и залила им тоненький конверт, и тут же, пока не остыл воск, прижала к нему старинное серебрянное кольцо с гербом Калицких, чтобы запечатать письмо понадёжнее.
- Отнеси письмо по адресу, миленький,- попросила она дятла, и птица вытянула лапку, чтобы хозяйке было удобнее прикрепить послание. Затем дятел клюнул с ладони Марыси вкусную древесную личинку и тут же вспорхнул с подоконника и во мгновение ока исчез в лесу.

- Ой, так ты уже прилетел, лапушка мой, красноголовенький?- Мариола обрадованно отставила ступку, в которой растирала высушенный мяун-корень, и подбежала к окну. Дятел, тяжело супая, перебрался ей на плечо и вытянул лапку с письмом.
- Сейчас, сейчас я тебя покормлю,- Марыся подошла к шкафу, в котором ещё мама её хранила ингредиенты для зелий, повозилась немного с железной крышкой тяжёлой стеклянной банки и высыпала на столешницу пригоршню личинок. Пока дятел откушивал предложенное лакомство, девушка развернула письмо и прочитала его. Затем перечитала ещё раз, и ещё, и лицо Мариолы расцвело радостной улыбкой.
- Приезжает! Пани Катажина приезжает!- тут же сообщила она дятлу на столе, покружилась и зачем-то одёрнула фартук, как будто бы пани Лехницкая уже стояла у дверей дома. Птица внимательно выслушала её, склонив набок головку в красной шапочке.- Сейчас, погоди, миленький мой, снеси ещё одну весточку пани, будь ласков.
Марыся откинула крышечку на маминой чернильнице и достала новый лист бумаги.
"Катажине Лехницкой, в собственные руки
Дом Лехницкой,
Киевская область,
Украина

Дражайшая пани Катажина!
Как обрадовали Вы нас известием о Вашем прибытии. Ждём этой чести, ясная пани, с нетерпением и радостию.
Искренне Ваши
Яцек и Мариола Калицкие,

Червоно Багно, собственный дом.
Польша"

Дятел покосился на хозяйку бусинками глаз и без особого желания полетел в лес. Беспокойно посмотрела Марыся вслед своему любимцу, но неодолимое желание сообщить отцу взяло верх над озабоченностью девушки. Мариола подхватила склянку с зельем, вышла из комнаты и робко постучалась в мастерскую отца. Если тато работает, то только рассердится, что она его беспокоит по пустякам.
- Тато, миленький, можно к тебе?
Ответа не последовало. Мариола не посмела постучать ещё. Если тато не отвечает, то нельзя его отвлекать. Надо просто сделать распоряжения домовым, как обычно, самой. "Ах, если бы тато ещё позволил напоить его зельем, а то так и не сможет выйти к гостям!" Только девушка хлопнула в ладоши, так у ног её уже пыхал в отвислые усы домовой.
- Домовой-батюшко, завтра в гости мы пани Лехницкую с дочкой ждём,- заговорщически прошептала Марыся.- Ты дом убери, угощение собери, тесто на пироги ставь, я за ягодами сейчас сбегаю.
- Будет сделано в лучшем виде, матушка,- отозвался домовой и растаял в воздухе. Марыся оглянулась на дверь мастерской, за которой по-прежнему не откликался пан Яцек, повязала платком голову и вышла в сени. Самая большая ивовая корзина приглянулась Мариоле на этот раз больше остальных. Девушка накинула вышитый платок на голову, завязала его под толстыми косами и вышла со двора Калицких. Ягод на болоте много, ещё до ужина управится.

Солнце ещё пряталось за деревьями леса в Червоном Багне, когда Мариола затеяла ставить тесто. Она всегда ставила его сама, потому что так добавить чары сдобности и пышности могла только ещё пани Ядвига Калицкая, а её-то и не было рядом, чтобы подсобить да подучить. Не раз и не два грусть набегала облачком на лицо Марыси в этот день. Вот бы мама порадовалась сегодня, ведь она так любила, когда дом был полон гостей.
- Это тесто для кулебяки, а это для коврижек, в него надо мёду добавить,- распоряжалась она, чувствуя себя совсем, как мама накануне прибытия гостей и многочисленных родственников, которые когда-то частенько захаживали с визитами и подарками для маленькой Марыси.- А мазурек уже в печи?
В хлопотах день пролетел так, что Мариола чуть не позабыла в очередной раз напомнить пану Яцеку, что гости сегодня, гости приезжают, и не будет ли тато ласков и выйдет из мастерской хоть к ужину. И как же удачно получилось, что именно отойдя от двери мастерской, девушка выглянула в окно и увидала, как пересекая двор, идут к её дому гости.
- Пани Катажина! Уже тут, уже приехали, тато!
Дрожащими от воленения руками развязала Марыся старенький фартук, который сослужил ей сегодня хорошую службу. Праздничная мантия нисколечки не была засыпана мукой или испачкана тестом. Времени заново укладовать волосы не было. Девушка поспешила встретить гостей, домовая с понимающей улыбкой подала хозяйке зеркальце почти у самой двери. С замиранием сердца Мариола глянула в него и не сдержала вздоха облегчения. Причёска не растрепалась, какие хорошие всё-таки эти укрепительные чары.
- Пани Катажина! Зосенька, красавица моя! Как мы с папой рады вас видеть.
В душе Марыся чувствовала некую неловкость, выступая от имени папы, который ни словом не показал, что одобряет появление гостей, но утешила себя тем, что мама поступала точно так же.

Ах, пани Катажина, пани Катажина! Сама того не зная, затронула она в девичьем сердце трещинку, что иногда давала о себе знать то затаённой печалью, то непонятного цвета завистью, если доходили до Мариолы вести, что то одна её подружка, то другая встречали молодых панов, к которым неравнодушно билось у них сердце. Некого было привечать шестнадцатилетней девушке, не о ком вздыхать и ждать встречи. Только седые старики заходили в гости к пану Яцеку, да и это случалось редко.
- Ой, пани Катажина, что вы такое говорите?- зарделась Марыся, приложила к щеке руку, чтобы остудить запылавшее лицо, и потупилась застенчиво.- Какие тут поклонники? Разве что пан Вацек иногда приходит за корешками.
Она засмеялась. Пан Вацек был старше Мариолы на сто лет и два года, и ещё отца её качивал на коленях, когда тот был маленьким. Чтобы скрыть смущение, девушка наклонилась к Зосе, погладила ласково по причёсанной головке.
- Хочешь кукол моих посмотреть, Зосенька? Какая понравится, можешь насовсем взять.
Уважительным поклоном Марыся пригласила гостей в зал, встретивший их столом ломившимся от снеди. Чего на нём только не было! И винный суп с целыми четырьмя яичными желтками, и гречневая каша, в которую Мариола не пожалела изюма, и заяц в сметане, и утка с грибами, как любила мама, и бигос, и колбасы. А ведь ещё ждали своей очереди маковники и мазурка, и румяные пирожки с творогом, и пончики с вареньем из лепестков дикой розы.
- Папе ещё нездоровится,- с нескрываемым огорчением промолвила Мариола.- Какой страшный был тот плащ. Я так испугалась...
Но незачем было рассказывать такие страшные истории, а уж при Зосеньке особенно. И Мариола быстро сменила тему разговора, озабоченно спрашивала о здоровье пани Величко и её ребёночка, и кто родился, и как хотела пани назвать младенчика.

Ох, не раз и не два во время неспешной беседы двух пани Мариола заливалась румянцем и не знала, куда деваться от смущения.
- Так долго?- переспрашивала она, и сердце у неё замирало в ожидании ответа.- Так больно?
"Неужели, неужели и мне придётся когда-нибудь терпеть такое?"- волновалась Марыся. Внутренний голос насмешливо напомнил девушке, что если что-то подобное и случится, то очень нескоро. Не было ни одного пана, что мог предложить бы ей даже букета цветов, а уж о руке и сердце, а уж тем более, о детях и речи не было. Но мысль эта не только не утешила Мариолу, напротив, сердцу девушки, растревоженному думами о несчастной её судьбе, и ужасы рождения ребёнка показались не такими и страшными.
"Ах, было бы за кого выйти мне замуж, а уж ребёночек как-нибудь появился бы,"- вздохнула мысленно Мариола и предложила дорогим гостьям ещё супа.
- Так пани Величко хотела мальчика, а родилась девочка?- переспросила она пани Катажину.- А... сразу же и было понятно, что это девочка?
И с замиранием сердца ждала ответа. Бедная, бедная пани Величко!

Так заворожённо слушала Мариола рассказ пани Катажины, что не услышала шагов таты, и даже стук трости о деревянный пол не услышала. Вскинулась, встрепенулась она при звуках голоса родителя, да куда там! Скор был старый пан Яцек на расправу и суров, когда приходилось воспитывать сына или дочь.
Оставалось теперь Марысе только покрепче ухватиться за косу там, где волосы переплетались в первый раз, придержать немножко, чтобы не выдернул косу с корнем старый пан Калицкий, и просить, упрашивать о пощаде.
- Тато, миленький, я молчу, я же словечка не сказала,- молила она отца, а сама с беспокойством поглядывала на трость. Только бы не выпустил тато палку из руки, не опёрся на больную ногу, упадёт ведь, ушибится ещё больше.- Тато, прости, не буду больше, я в другой раз даже уши заткну, обещаю... ай!
Стыдно было перед пани Катажиной, которая так любезно говорила с ней, как со взрослой пани, но куда же было теперь деваться, если виновата оказалась Марыся, кругом виновата. Стыдно было перед татой, что приходилось ему сейчас краснеть за её поведение и воспитывать непослушную дочку. В кои-то веки вышел пан Яцек из мастерской и вот что получилось. Стыд, стыд-то какой!

Ах, да что же за напасть такая приключилась. И надо же было ей расстроить тату именно сегодня. Марыся места себе не находила, но не смела и взгляд поднять на возмущённого родителя. Только бы не сильно сердился, не в ущерб здоровью.
- Тато, я не думала, я совсем нисколько так не думала,- жалобно уговаривала Мариола пана Яцека, и сама уже чуть не плакала от тревоги. Рассердила она тато, разгневала, а ему же сейчас отдых да покой нужен.- Не надо, тато, родненький, не дай позабавиться дивьим людям, а ну как тебе хуже станет.
И внял её просьбам пан Яцек, выпустил тяжёлую косу. Марыся живо поднялась, подхватила задохнувшегося тату под руки, со всей бережностью довела до кресла во главе стола, устроила поудобнее, подставила скамеечку под больную ногу.
- Сию же минуту, тато, пшепрашим, не дождались тебя,- виновато объясняла она, пока ловкие пальчики поправляли растрепавшуюся причёску. Даже самым лучшим чарам не выстоять было против крепкой руки пана Яцека Калицкого.- Не знала я, сможешь ли ты выйти.
Из угла, где пристраивала Мариола трость так, чтобы удобно было тате достать свою палку, если нужно, девушка глянула на Зосеньку и заговорщически ей улыбнулась. Уже спешил в залу домовой с узорным кованым сундучком, куда убирала Марыся своих кукол после того, как с ними поиграет. Каких только кукол в нём не было. И фарфоровых, в шелках и бархате, которых покупала Мариоле мама, и деревянных, с длинными косами и в собольих шапочках, что мастерил ей тата.А сколько было у неё зверюшек! И хитрых лис, и добродушных медведей, и серых волков. И даже остроухий коловерш был, которого маленькая Марыся под руководством панны Ядвиги сама сшила из тряпочек.
- Откушай, тато, пожалуйста.
Супа девушка налила тато полную тарелку, пододвинула блюдо с горячим хлебом, налила прозрачной хладоводки. Грозный родитель к тому времени совсем успокоился, отдышался, но Мариола всё равно промокнула платком капли пота у таты на лбу. Тревога за отца понемногу отступала, и Марыся уже снова улыбалась пани Катажине, когда предлагала жаркое.
- А вот заяц в сметане, пани Катажина, попробуйте. Зосенька, а ты что любишь? Не знаю я.

Заалели щёки у девушки, когда услышала она такую похвалу своему столу от самой пани Катажины, поспешила она подать пани запечённого в сметане зайца, а для кузины своей, для Зосеньки, живо наложила полную тарелку румяных пончиков.
- Пончики, конечно же, пончики,- с неким смущением припомнила Марыся и подала девочке лакомство, от которого аромат роз наполнил всю залу.- Если уж мама сказала, значит, непременно можно.
Улыбкой отпустила она домового, который покряхтел-покряхтел, да поясницу рукой придержал, но принёс весь ларец с игрушками и осторожно на пол поставил. Эх, принимала бы Мариола гостей вместе с мамой своей, на середине залы были бы не игрушки, а танцы. Пани Ядвига Калицкая жизнь свою не могла бы представить без музыки и танцев, а сейчас... даже тата не смог бы и одной фигуры мазурки сделать. Вон как побледнел даже от того, что за косу непутёвую дочку оттаскал. Марыся ещё раз взволнованно глянула на старого пана. Но к пану Яцеку уже вернулся цвет лица и расположение духа, и хоть и казался он строгим, когда говорил о том, что дочерей за руку надо держать и глаз не спускать, так это потому, что и в самом деле следовало так поступать. И хоть пуще пончика хотелось Мариоле узнать ответы на те вопросы, что спрашивала она недавно пани Катажину, но не смела она больше расспрашивать о том, что только замужняя пани знать может.

Ах, не было для Мариолы лучшей похвалы её кулинарному искусству, чем аппетит малышки Зосеньки, которая и после целой тарелки винного супа с живостью и непосредственностью, которые присущи только детям маленьким, уписывала за обе щёки пончики. Марыся глянула на милое личико, что уже всё оказалось перепачкано душистым вареньем, и вся душа её запела от радости и гордости от того, что получились пончики не хуже, чем у мамы. А уж как встрепенулась Мариола, когда зашла речь о подарке!
- Ох, пани Катажина, как мы вам благодарны!- не смогла сдержать Марыся восторга, когда увидела, что за вино оказалось в руках пани Лехницкой. Молва о вине с виноградников тестя её дядюшки далеко шла.- Проше, тато, открой подарок.
От волнения и надежды на то, что наконец-то порадуется тата хорошему вину, замерла девушка на мгновение ока. И тут же спохватилась, и с благодарностью стала складывать на тарелку пани Катажины и пончики, и большой кусок мазурека, и круглые пирожки с творогом, и длинные – с ягодами, за которыми Мариола сама вчера бегала в лес.

Царапнуло по сердцу замечание пани Катажины, Зосеньке сделанное. Ведь не испеки Мариола пончики с вареньем, так и не испачкалась бы им девочка, не навлекла бы на себя неудовольство матери. Вспомнила Марыся, как сама всегда провалиться готова была сквозь землю, когда расстраивала чем-то маму свою невольно, и улыбнулась Зосе мягко, сочувствующе.
- И вы здравы будьте, пани Катажина,- отозвалась Мариола и с трепетом пригубила чарку вина подаренного. А отпить не решилась под грозным, упреждающим взглядом таты. Не стоило гневить сегодня тату ещё больше, чем уже прогневала его сегодня дочь непутёвая.- И вам, и родителям вашим, и Зосеньке здоровья да счастливой жизни мы желаем. Доброе у вас вино какое,- улыбнулась она, пригубила яхонтового напитка ещё раз и отставила чарку на стол, рядом со своей тарелкой, с которой не успела Мариола ещё проглотить и кусочка.- Тата теперь сразу на поправку пойдёт, правда, тато?
И потекла снова беседа застольная, уже не о том запретном и волнующем, о чём раньше пани Катажина рассказывала, но интересная не меньше прежней. Только от вопроса смутилась Мариола, опустила взгляд свой в тарелку, не зная, что и ответить. Уж слишком дорого брали мастера аппарации за свои уроки, чтобы могла она надеяться выучиться хоть чему-то. А хотелось ей, так хотелось учиться всему, что мама подобрала для дочери - и чарам, и зельям, и трансфигурации, и языкам, и музыке. Но сейчас и речи не могло о том быть уже.
А уж аппарация... Даже если бы вдруг нашла бы Мариола золото дивьих людей на болоте, разве позволил бы тата исчезать ей неизвестно куда, да ещё и с паном мастером. Да и сам бы учить не стал, не любил пан Яцек выходить из мастерской своей без крайней на то нужды. Но разве расскажешь об этом пани Катажине?
- Если тата на это добро даст,- ответила Марыся пани Катажине, спрятала тайную грусть за улыбкой приветливой.- Да я здесь, на Червоном Багне каждую кочку, каждую тропочку знаю, мне и аппарировать не особенно нужно. А какие у нас орхидеи лесные растут здесь, а корня красного сколько! Я вам покажу когда-нибудь мои владения, пани Катажина, если у вас такое желание будет.
И засмеялась Мариола, потому что уж слишком важно прозвучало слово "владения", когда речь всего лишь о лесном болоте шла.

От слов таких ласковых, от похвалы горделивой, смутилась Марыся, залилась краской, будто спелая вишня. Впрочем, остался верен себе пан Яцек, не перехвалил дочку, сменил ласковый тон на привычный, суровый. Сердце у Мариолы забилось часто-часто, будто выпрыгнуть из груди хотело. А ну как подумает пани Катажина, что и впрямь может залениться она, не возьмёт в ученицы?!
- И не стану я отлынивать, тато,- слабо запротестовала девушка, и нотки огорчения и лёгкого упрёка приглушили её голос.- Не из-за страха не стану, научиться мне большему сил нет, как хочется. Не будет вам, пани Катажина, хлопот со мною,- улыбнулась Мариола тётушке чуть просительно,- право слово, не будет.
А когда увидела она, какой артефакт извлёк из своих запасов тата, ахнула Марыся тихонько да быстренько приглушила восхищение, прижав к губам руку. Ах, какой был этот камень! Никому не удавалось переплести так руны чарующие, как пану Яцеку Калицкому, столько магии в артефакт вложить и запечатать накрепко. Глянула Мариола на гостью радостно, в ожидании решения пани Катажины, а тут...
- Червонек я,- тявкнул лисёнок, поблёскивая своими глазами-бусинками. А потом облизал Зосеньке тряпичным языком румяную щёчку и принюхался смешным чёрным носиком к новой девочке. Не закончились ещё чары, панной Ядвигой Калицкой наложенные, разговаривать мог лисёнок и шевелиться тоже.

Какой же чудесный был сегодня день, будто не вино, а Феликс Фелицис привезла им в дар пани Катажина. Ещё вчера Марыся ни за что бы не поверила в то, что когда-нибудь в доме их будет жить тётя, учить свою племянницу и травничеству, и даже, страшно и подумать, самой аппарации. Жаль лишь было ей, что Болек уже не живёт с ними более. Играли бы они с Зосенькой целыми днями, может, и не ушёл бы братик из дому в учение. Да что уж теперь об этом горевать...
С благодарностью взглянула на пани Катажину Мариола, не мешкала, поднялась из-за стола тотчас же.
- Рада буду, пани Катажина, всем помочь, чем смогу,- зазвенел голос её волнением и радостью.- Сейчас же велю жихарям комнаты подготовить для вас, пани, и для Зосеньки.
Подбежала девушка и к тате, поцеловала его в щёку, не смогла скрыть счастья своего.
- Дженькуйе, тато, миленький,- горячо поблагодарила она, прильнула к старому отцу своему, сама не веря собственному счастью.- Не будешь ты за меня краснеть, обещаю.
И минуты не прошло, а уже забегали, засновали туда-сюда домовые с домовихами, с яркими подушками пуховыми, кружевными накидками да тёплыми шкурами. Готовили комнаты они так споро, так усердно, будто и сами стосковались по гостям за годы траура. А Марыся уже накинула шаль на плечи, и сердце замирало её при одной мысли о предстоящей аппарации в дом пани Катажины.
- Не скучай, Зосенька, скоро мы вернёмся с мамой твоей,- обещала она девочке перед тем, как в дверь выбежать.