Сапожки громко стукнули по деревянной мостовой, у Алёнки аж коленки слегка подкосились.
- Ух! - шумно выдохнула девочка и непринуждённо сообщила, потирая животик: - Мне чуть пуп наружу не вывернуло!... Вместе с ве-чевс-тами, - добавила она, покосившись на Марека Войцеховича, и захихикала.
Мостовая действительно пружинила и чуть ли не прогибалась под её уверенным шумным топаньем: Алёнушка не оставляла ни одной местной ящерице или букашке ни единого шанса пропустить своё появление. И в харчевне полы ухали ничуть не менее гулко под её сапожками, а сама девочка внимательно прислушивалась к разговору взрослых.
- И петухов! - быстро вмешалась Алёнка, от внезапного волнения даже бросив попытки отодвинуть от стола тяжеленный дубовый стул- чтобы на него можно было забраться. - Леденцовых петухов! Можно, Марек Войцехович?

Симпатичная подавальщица, что расставляла тарелочки, услышала хозяина и вся зарделась, заулыбалась украдкой.
- Сейчас принесу, - успокоила она девочку, помогая ей взобраться на стул. Алёнушка сразу же радостно заёрзала, заблестела глазёнками по сторонам:
- Газировка! Газировка! - запрыгала она на стуле, завидев в округлых, обнажённых почти до плеч руках девушки огромную стеклянную бутыль, оплетённую железной проволокой. Играя ямочками на щеках, подавальщица потянулась к ковшику Алёнки.
- Пшшшшш! - громко сказала бутылка.
Не тратя слов, Алёнушка уткнулась в свой ковшик. Щекотливые пузырьки упоительно кололоись во рту и булькали в животе.
- Это у тебя день рождения, малютка? - спросила подавальщица у Вальтера низким грудным голосом и неожиданно подмигнула мальчугану. Бутылка наклонилась почти горизонтально, железный носик утонул в ковшике немчика, девушка вновь надавила на ручку полной рукой.
- Пшшшшш!

- Это у него сегодня день рождения, сударыня! - вклинился Штефан с огромной гордостью в голосе, не отрывая от подавальщицы восторженных глаз. Говорить тётям «сударыня» его научил папа: только так следует обращаться к дамам, ежели они, конечно, дамы, напутствовал он сына. В том, что эта невыразимо прекрасная тётя — дама, Штефанчик нисколько не сомневался: у такого неземного существа всё может быть только в превосходной степени. - Ему исполняется целых пять лет, сударыня, он уже совсем большой!
Патетическая смесь гордости и грусти звучала в его голосе: самому румынчику пять лет исполнялось только зимой, и бессмысленно было надеяться, что от богини может скрыться его столь бесспорно ничтожный статус.
Штефанчик совсем перестал дышать, когда богиня подошла к нему и склонилась над его ковшиком. Невыразимо прекрасная белая рука проплыла перед его носом, бутылка зашипела.
- Спасибо, - шёпотом сказал Штефан.

Хозяин одобрительно покивал, ещё раз поклонился Мареку Войцеховичу и отошёл от стола; а Марек Войцехович, в свою очередь, принялся кидать на подавальщицу взгляды, отчасти напоминающие взгляды маленького Соломонара.
- Видите, как шипит? Там, в бутылке, - постучал Гржимайло по стеклу костяшками пальцев, покосился сладко на подавальщицу, - семена воздушной крапивы. Ох и жжётся она, точно как огонь, и выпрыгивает на жертву неожиданно; но у нас не произрастает. Семена воздушной крапивы вырабатывают особый газ, благодаря которым крапива и летает — парит в небе порою целыми летающими островами. Эти семена отбирают, складывают в прекрепкие бутылки — и вот вам газировка, малявки. Но ежели тебе кто таких семян в тарелку насыпет — раздуешься и взлетишь под потолок. Старшеклассники наши это любят, так что смотрите в оба.
Марек Войцехович хлебнул ещё настоечки; лицо его на глазах добрело.
- Каждый дом, каждый амбар и даже каждая будка в сей деревне стоят на собственных ногах, Вальтер Кальтенбах; жители Лосиного Следа весьма этим гордятся. Вот и устраивают по праздникам им соревнование на скорость да прыткость; это и называется домушными скачками. Зрелище незабываемое, аж на открытках его печатают, так-то.
Дразнящий аромат лосиной похлёбки разлился над столом; густая, добрая похлёбка, да с грибочками, да с картошечкой — Марек Войцехович аж причмокнул, вдыхая пар, поднимающийся из тарелки. Вспыхнуло, заполоскалось над столом синим, зелёным, розовым...
- Ешь, Кальтенбах, - засмеялся Марек Войцехович. - Это северное сияние. Обычно оно бывает в небесах на дальнем Севере; ну а тут это чары. Особая гордость Лосиного Следа, нигде больше такого не увидишь.

- Чего там раскидывать! - махнул рукой Марек Войцехович; зелёный блик северного сияния скользнул по сардониксу в перстне, затерялся в тусло пылающей глубине камня. Гржимайло бросил в рот горсточку ещё горячего солоноватого печенья, отправил вслед очередную ложку духовитой похлёбки, посмаковал вдумчиво. - Али не волшебники тут живут. Всё хозяева зачаровывают перед скачками, всё к своим местам прилипает намертво — инда огонь не гаснет в печах.
Задумчиво поглядев на маленького немца, Гржимайло достал из рукава палочку. Миг — и в центре стола, в пяи от столешницы возник шар размером с небольшой арбуз, ощетинился горами — чёрными, голыми, и зелёными, лесистыми; заплескались синие моря-океаны. Шар медленно крутился, и снежная шапка на верхушке переливалась под огоньками полощущегося северного сияния разноцветными огоньками.
- Ну-ка, мальцы, кто знает, что это такое? - добродушно спросил Марек Войцехович и отправил в рот ещё одну ложку.

- Верно говоришь, Елена свет-Олеговна, - с удовольствием подтвердил Марек Войцехович, да отправил в рот ещё пару ложе духовитой похлёбки. - Ученикам нельзя, а господам учителям можно, Кальтенбах, потому как они взрослые, учёные и не наделают беды. Да не артефакт это, а учебное пособие. Это шар земной, стало быть, модель мира.
Поглядел Гржимайло на немчика внимательно, продолжил серьёзно:
- Запоминай, Кальтенбах, опосля товарищам объяснишь. Модель суть искусственное отображение сущего, а стало быть, явление, повторяющее значимые свойства образца. Вот на таком шаре мы живём. Туто, погляди, Дурмстранг располагается, - заместитель директора коснулся шара палочкой, и ещё пуще тот замедлил бег, появилась на нём яркая метка. - А вот туто Шварцвальд, вишь... - на значительном расстоянии от первой метки загорелась вторая.
- Ай, угодил! - это восклицание относилось уже к хозяину; расцвёл Марек Войцхович, да отправил в рот последнюю ложку похлёбки, да придвинул камень раскалённый поближе. - Краса какая!
И только успел пан Марек разложить любовно кусочки лососины на раскалённом камне, как приветствие отвлекло его.
- Можешь сесть, Томаш, - приветствие Марек Войцехович опустил, голос его был начисто лишён удивления, радушен, да и лицо не растеряло благодушия. - Твоя удача панна щедрая, не обделили, когда раздавали...
Гржимайло уже полностью сосредоточился на жарящихся кусочках: какой перевернёт быстро, под какой заглянёт да и оставит на прежнем бочке. Жарящейся рыбой пахло упоительно.
- Описание опыта принёс? Вон пока покажи мальцам, где воздушная крапива произрастает. Заждались уж.

- Конечно, пан мастер.
Тот, кого Гржимайло назвал Томашем, поднялся и, не глядя, протянул руку. Палочки он не вынимал и не размахивал ей, но стул у соседнего столика скрежетнул ножками по выскобленному полу и подъехал, плавно ложась спинкой в бледную ладонь. Томаш же, смотрел, не отрываясь, на мальчишку, которому сильный акцент и слабое знание языка, казалось, нисколько не мешали засыпать собеседника вопросами.
- Прекрасный материал,- негромко проговорил он, не обращаясь ни к кому. Его задорная улыбка ни на секунду не потеряла живости и доброжелательности, и лишь только очень внимательный взгляд мог заметить отблеск кровавого пламени и бездонной тьме глаз. Томаш повернулся к мастеру.
- Панна удача благосклонна к тем, кто знает, какой путь приведёт к цели,- засмеялся он смехом чистым и холодным, словно снежная шапка горы. Неуловимым движением Том протянул поляку свиток пергамента — как он оказался в его ладони?- После добавления печени Опалового Глаза в зелье, чешуя змеи сменила свой рисунок, как вы и предполагали, пан Гржимайло.
«Вы? Мы? Я? Какая разница, мелочь, не влияющая на результат. Результат!»
Он оставил результаты своих исследований мастеру, наконец сел и повернулся к медленно поворачивающемуся над столом глобусу, протянул руку, смахивая запах жарящейся рыбы — давнее желание заполучить кусок жареной рыбы и горсть жареной картошки с серыми отпечатками букв с газет, в которую заворачивали лакомство, было поглощено другим, самым главным, как и многие другие -.и отблески северного сияния окрасили синими, зелёными всполохами необычно белую кисть, длинные, подвижные пальцы, сжавшие палочку бессмертия.
- Вот тут, в степях в дельте Волги, и в устье Днепра, и здесь, на левом берегу Дона,- Томаш дразняще, на долю секунду касался шара палочкой, и тот с готовностью вспыхивал огненной точкой.- Но говорят, что волшебную крапиву видели и в Альпах.
Палочка на мгновение зависла над глобусом, но Том засмеялся и убрал руку.
- Не хочется уравнивать слухи и факты. Готов биться об заклад, вы и так это запомните, ученики Detur Digniori.- Он подмигнул притихшему мальчишке, сидевшему напротив поляка, подбадривающе улыбнулся девчонке у окна и остановил свой взгляд на том, кто осыпал его вопросами.- Я много слышал о благородных дурмстрангцах, но вижу вас впервые. Я не принадлежу к Detur Digniori — но для Тёмных Искусств не столько важно, где ты родился, сколько преданность им, верно, пан Гржимайло?

Томаш отстранился, с улыбкой наблюдая за радостным оживлением на детских лицах. Ученики Дурмстранга казались обычными детьми, даже когда уже не были ими. Над этим стоило подумать.
- Не буду вам мешать, ученики благородного Дурмстранга,- сказал он, и взгляд его ни на миг не изменился. Всё тот же задо и дружелюбие сверкнули в тёмных глазах.- Мои поздравления тому из вас, у кого сегодня день рождения, и пожелание щедрой панны удачи. С вашего позволения, мастер,- Он снова на мгновение коснулся коленом пола,- я возвращусь к своим экспериментам.
Он вышел, не оглядываясь.